Kандидат филологических наук, эксперт-аналитик Агентства стратегических коммуникаций (г. Москва), член Экспертного совета при Антитеррористической комиссии в Республике Дагестан

В профессиональной журналистике почти 10 лет. Имеет два высших образования: филологическое (журналистика) и юридическое. В 2017 году на базе диссертационного совета факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова защитил диссертацию по актуальным аспектам освещения в СМИ проблематики религиозно-политического экстремизма и терроризма. Имеет более 20 научных публикаций в российских и зарубежных реферируемых изданиях.

Совсем скоро, в конце мая, в Центре профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях Российской Федерации, действующем под эгидой Министерства образования и науки РФ, состоится круглый стол на тему «Роль СМИ в распространении материалов, способствующих разжиганию межэтнической и межрелигиозной розни и провоцирующих возникновение экстремистских настроений и террористических проявлений». Тема эта не нова - более того, она изъезжена вдоль и поперек до такой степени, что казалось бы уже исчерпан весь фактологический и теоретический ресурс. Однако, как демонстрирует та же практика, ни многочисленные дискуссии, ни открытые призывы к СМИ и журналистскому сообществу дистанцироваться от употребления пропитанного ненавистью лексического инструментария и более ответственно подходить к подготовке материалов на межрелигиозную и межэтническую проблематики (особенно, в случаях действующих конфликтов), не привели к выравниванию ситуации.

Очевидно, именно поэтому круглые столы, конференции и дебаты продолжаются по сей день. Тематика поднадоела, но она была и остается актуальной. Увы… Это в том числе касается и злоупотреблений в журналистской речи (прежде всего, в печатном слове), успевших стать таким порядком вещей, что далеко не всегда можно распознать неудачный выпад, злую иронию и настоящий «язык вражды» (hate speech). Причем враждебными аллегориями отличаются журналисты как локальных изданий, так и мастодонты известных отечественных и зарубежных СМИ с многомиллионной аудиторией. При этом грань между мнением журналиста, оценочными суждениями редакции и прямыми ненавистническими ляпами все чаще стирается до такой степени, что доказать явное оскорбление индивидуума или группы лиц все сложнее, а зачастую и небезопасно.

Ненависть, понятная всем

Самыми популярными темами, в контексте которых чаще всего встречаются случаи употребления «языка вражды», являются межнациональная, религиозная и миграционная проблематики. В России это, как правило, тема увеличивающегося потока мигрантов из Средней Азии и закавказских республик, а также проблематика религиозно-политического экстремизма и терроризма, «щитом» которых, к сожалению, стала вторая по численности конфессиональная группа нашей страны – ислам. В Европе – та же проблема мигрантов, которая уже вылилась в кризис толерантности. Причем с одной стороны в ЕС звучат призывы прекратить расовую дискриминацию в отношении мигрантов, в то время как с другой – европейские СМИ бьют в набат: беженцы (прежде всего, акцент делается на их религиозную принадлежность) ведут себя крайне неподобающе, пытаются навязать, а то и силой установить собственные правила, неуважительно относятся к культуре, традициями и ценностям европейских стран:

«Некоторые из них (беженцев – прим. автора) агрессивны и навязывают свои религиозные и идеологические взгляды, достигая иногда даже до крайности. Уже наблюдаются случаи, когда так называемые беженцы требуют обязательного и безусловного обращения христиан или принятия ислама от неверующих людей в странах, которые их принимают» - заявил в одном из своих выступлений депутат Народного Парламента Болгарии Евгений Стоев.

Тем не менее, у европейских СМИ с «языком вражды» не так уж всё и гладко, особенно в контексте с так называемой «исламистской проблематикой». В этом плане примечательна мягко говоря ксенофобская практика британской «Daily Mail», в редакции которой прижился обычай акцентировать внимание на «мусульманском» характере преступлений и исламской принадлежности преступников, даже когда суть события или происшествия в общем-то никак с религиозными убеждениями связана не была. Например, в январе этого года на сайте издания появилась статья под заголовком «All Muslims are the same – scam», что можно перевести, как «Все мусульмане одно и то же – ничтожества» (или по аналогии переводов для слова «scum» - отбросы, сволочи, мерзавцы).И вроде как данный заголовок – не редакционная позиция или «креатив» журналиста: здесь выведена на первый план цитата одного из пострадавших во время вооруженного нападения на туристов в центре Лондона. Однако само акцентирование и выбор данной фразы в качестве заголовка говорит само за себя. Не говоря уже о том, что издание с международным именем и охватом аудитории публично оскорбляет последователей одной из крупнейших мировых религий.

И это – не единственный пример. В том же январе семейная трагедия, в результате которой убитой и сожженной была найдена мать четверых детей, была выбрана в качестве очередного повода для обыгрывания «антимусульманской» карты. Достаточно даже беглого прочтения статьи «Mother-of-four"s family slam her Muslim husband for murdering convert wife "in such a brutal way" as he is jailed for 22 years for killing her with claw hammer then burning body», чтобы понять: сюжет печальной истории далеко не главная причина, по которой редакция решила описать эту трагедию. Акцент на религиозную принадлежность мужа-садиста прослеживается по всему повествованию, а обилие в тексте традиционно арабских имен и фамилий используется чуть ли ни как один из инструментов устрашения и нагнетания ситуации. Повторимся, такие информационные атаки на страницах «Daily Mail» далеко не единичны.

Наверняка, в классику теории «языка вражды» как яркий пример из журналистской практики войдет колонка-манифест известной итальянской журналистки и писательницы Орианы Фаллачи, статья которой (под заголовком «Какой позор! Запад не защищается от ислама») была опубликована в марте этого года на популярном итальянском Интернет-ресурсе «Il Giornale.it». Текст публикации – это эмоциональный призыв к политикам, военным, священнослужителям и всем, кто в силах бороться, встать против… ислама. Автор утверждает, что европейцам и их демократии объявлена война, которую не видят в упор и с которой европейские политики и «церковные мужи» не хотят бороться:

«На улицах Дамаска хором распевают: «Аллах велик». Хором клянутся, что будут защищать пророка кровью. Хором твердят, что хотят священной войны. Всеобщей. И это не два и не три камикадзе, это сотни и сотни манифестантов, которых вы называете «умеренными исламистами». Это не какое-то незначительное меньшинство, не управляемая секта убийц, «которых-не-следует-путать-с-террористами-Аль-Каиды-потому-что-мусульмане — добрый-и-мирный-народ». Именно они, в конце концов, высаживаются на наше побережье и постепенно, следуя тщательно продуманной, тщательно заготовленной и тщательно проводимой стратегии, вторгаются к нам. Они вытесняют нас. А вы не говорите ни слова против них».

Вряд ли у того, кто, сидя где-нибудь в Неаполе или в Бари, прочитает этот текст возникнет симпатия к мусульманам или желание объективно изучить ситуацию с так называемой «исламской угрозой». И этими текстами пестрят первые полосы самых массовых изданий по всей Европе.

Читая такие тексты и вникая в их скрытую суть, в межстрочный посыл ненависть, которой пропитано каждое слово, становится очевидной и где-то даже понятной. «Язык вражды» и вызываемое им резкое отторжение не возникают из ниоткуда – они являются следствием информационного запроса, только не со стороны читательской аудитории, а из тех кабинетов, где заседают люди, считающие, что именно так нужно бороться с нежелательными религиями и их последователями.

Не лучше с «фильтрацией» языковых лексем обстоят дела и за океаном. В США, к примеру, одним из самых известных любителей прибегать к «языку вражды» уже не первый год называют действующего президента Дональда Трампа. Антимигрантский (читать «антилатиноамериканский и антиарабский») настрой Трампа известен всему миру, но парочка его высказываний подняла серьезную волну в СМИ и в дипломатических кругах. Приведем наиболее известные:

- «На другом берегу (реки Гудзон), в Нью-Джерси, где проживает много арабов, были люди, которые ликовали. Они ликовали, когда ВТЦ рухнул», – заявил Трамп в эфире телеканала ABC, рассказывая про события 11 сентября 2001 года»;

- «Когда Мексика направляет нам своих людей, они не посылают лучших... многие из них преступники, многие – насильники... США превратились в свалку для Мексики...».

Журналисты российской газеты «Взгляд» так же окрестили «перлы» Трампа «классическими проявлениями языка вражды», однако же в редакции издания справедливо отмечают, что «когда Трамп выступает против арабов или мексиканцев, либеральные американские СМИ немедленно его осуждают. А когда какой-нибудь другой кандидат призывает, например, сбивать российские самолеты в Сирии, или называет Россию «врагом номер один», или, как Хилари Клинтон, заявляет об отсутствии у Владимира Путина души, а то и сравнивает российского президента с Гитлером (в чем оратора немедленно поддерживает Джон Маккейн), реакция оказывается куда как менее бурной. Оруэлловский принцип «все животные равны, но некоторые равнее» регулярно подтверждает свою жизненность».

Что ж, ни добавить, ни убавить. Только вот от констатации фактов ситуация не только не выравнивается, но и становится импульсом к еще более частым проявлениям «языковой» вражды и ненависти. В то же время очень часто политики, например, прибегают к «языку вражды», чтобы привлечь внимание масс медиа и поднять рейтинг, на что последние охотно ведутся. В нашей стране «язык ненависти» часто используются известными политиками и чиновниками. Например, прекрасно известен своими враждебными выпадами лидер думской фракции «ЛДПР» Владимир Жириновский, который в 2013 году предложил «ограничить рождаемость на Северном Кавказе и обнести регион колючей проволокой». Ксенофобский выпад Жириновского вызвал широкий резонанс и осуждение, правда к ответу политика так никто и не призвал. Закон в этой сфере, увы, очень часто действует выборочно.

В свою очередь для СМИ, «острые цитаты» и неудачные, но «горячие» выпады также становятся способом привлечения внимания (и не факт, что та же редакция британской «Daily Mail» солидарна с позицией, что «все мусульмане – сволочи»), повышения рейтинга и завоевания большей аудитории. Плюс ко всему – скоропалительные заявления становятся еще и средством публичного информационного «блэйминга» и заведомо ложной интерпретации высказывания, а порой и вовсе перевирание озвученного факта, искажение цитаты. Таким образом, «кто-то» с «кем-то» сводит счеты, ведет информационную и политическую борьбу, а страдают этнические и религиозные группы. Но проблемы последних мало кого интересуют…

Субъективная «норма»

Вообще, само понятие «языка вражды» достаточно размыто и неоднозначно. То, что для одного агрессия, для другого – оценочное суждение, основанное на собственном опыте и знаниях. А каждый, как известно, имеет право на собственное мнение. Так, фраза «все бывшие шахидки - выходцы из южных республик», или «Ничего, кроме экстремизма, современный Дагестан не производит» кем-то может быть воспринято, как личное оскорбление, а для кого-то покажется объективным выводом исходя из многолетних наблюдений и реалий действительности.

Среди лингвистов также нет однозначного понимания, что есть речевая агрессия. Ведь «язык вражды» - это явление многоаспектное, включающее и психологическую составляющую, и общественно-политическую, социальную ситуацию в стране. Именно поэтому, для кого-то речевая агрессия – это «явное и настойчивое навязывание собеседнику определенной точки зрения, лишающее его выбора и возможности сделать собственный вывод, самостоятельно проанализировать факты»; кем-то «язык вражды» воспринимается как «неаргументированное вовсе или недостаточно аргументированное открытое или скрытое (латентное) вербальное воздействие на адресата, имеющее целью изменение его личностных установок (ментальных, идеологических, оценочных и т.д.) или поражение в полемике»; есть позиции и более радикальные, согласно которым «язык вражды» - это речевая агрессия, преднамеренно направленная «на оскорбление или причинение вреда человеку».

Понятий может быть множество, однако, когда журналист или редакция позволяют себе публиковать якобы «мнения людей» о том, что «мусульмане считают, что, убив неверного, они попадут в рай», или, что «исламисты-мусульмане (как правило, редакции СМИ не утруждаютсявыборе терминов и определений к ним – прим. автора) уже грозят занять православные храмы Москвы», это не может не тревожить или оставаться незамеченным. «Язык вражды», примененный однажды, сохранится на всегда – в архивах, на сайте издания, в публикациях в соцсетях. И каждый раз агрессия и ненависть будут всплывать до тех пор, пока картина мира отдельно взятого представителя аудитории не будет искажена до извращения. Именно тогда заголовки российских изданий, типа статьи «Сети до небес. Жесткие меры контроля и высокие технологии помогли Китаю обуздать мусульманский экстремизм на своей территории», опубликованной не так давно в российском журнале «Профиль», уже не будут никого удивлять и станут восприниматься потребителями как должное, и, что самое страшное, как правда. Правда, основанная на невежестве, вражде и ненависти.

Есть еще один неучтенный фактор во всей этой истории: на сегодняшний день не учтен фактор действенности «языка вражды», недооценена сила его воздействия и влияния на формирование картины миры массовой аудитории. В условиях, когда «жесткие словечки» и обидные выпады становятся привычными, приевшимися, эмоциональное воздействие речевой агрессии мало кого интересует, что в свою очередь понижает уровень социальной ответственности масс медиа, снижает качество публикаций и наносит урон, как бы пафосно это ни звучало, «высокому призванию» профессии журналиста.

Конечно, по нерадивым журналистам и редакциям можно бить законом: в этом плане «надзорный хлыст» государства является единственно действующим средством. Но здесь возникает риск ущемления права на свободу СМИ, преследования журналистов и редакций, «подгонка» всех «под одну кальку», что в свою очередь приведет к нанесению урона конституционному праву на свободу слова. Именно поэтому на первый план должны выходить этические нормы и принципы журналистской деятельности, когда будь то отдельно взятый автор или редакционный коллектив начнут проводить если и не политику самоцензуры, но хотя бы введут в практику внутренние обсуждения и коллегиальные решения о допустимости публикации резких заголовков или отдельных высказываний, которые граничат с откровенной ксенофобией и ненавистью. Создать образ врага несложно – еще легче спровоцировать вражду и ненависть между людьми и стать источником нового витка конфликтов. Таких примеров в практике множество, но это уже совсем другая история…

Язык вражды или риторика ненависти - обобщённое обозначение языковых средств выражения резко отрицательного отношения «оппонентов» - носителей иной системы религиозных, национальных, культурных или же более специфических, субкультурных ценностей. Это явление может выступать как форма проявления расизма, ксенофобии, межнациональной вражды и нетерпимости, гомофобии, а также сексизма. Когда какое-то государство целенаправленно проводит политику разжигания ненависти, оно обычно использует «язык вражды». Существуют три классификации «языка вражды»:

1. Мягкий «язык вражды»

Создание негативного образа этнической группы.
Упоминание названий этнической группы в уничижительном контексте.
Утверждение о неполноценности этнической группы.
Утверждение о моральных недостатках этнической группы.
Упоминание социальной группы или её представителей как таковых в унизительном или оскорбительном контексте (к примеру, в криминальной хронике).
Цитирование ксенофобных высказываний или публикация подобного рода текстов без соответствующего комментария, определяющего размежевание между мнением интервьюируемого и позицией автора текста (журналиста); предоставление места в газете для явной националистической пропаганды без редакционного комментария или иной полемики.

2. Средний «язык вражды»

Оправдание исторических случаев дискриминации и насилия.
Публикации и высказывания, подвергающие сомнению общепризнанные исторические факты насилия и дискриминации.
Утверждения об исторических преступлениях той или иной этнической (или иной) группы.
Указание на связь какой-либо социальной группы с российскими и/или иностранными политическими и государственными структурами с целью её дискредитации.
Утверждение о криминальности той или иной этнической группы.
Рассуждения о непропорциональном превосходстве какой-либо этнической группы в материальном достатке, представительстве во властных структурах и т. д.
Обвинение в негативном влиянии какой-либо социальной группы на общество, государство.
Призывы не допустить закрепления в регионе (районе, городе и т. д.) определенных социальных групп.

3. Жесткий «язык вражды»

Прямые и непосредственные призывы к насилию.
Призывы к насилию с использованием общих лозунгов.
Прямые и непосредственные призывы к дискриминации.
Призывы к дискриминации в виде общих лозунгов.
Завуалированные призывы к насилию и дискриминации (к примеру, пропаганда положительного современного либо исторического опыта насилия или дискриминации).

Переход от мягкого языка вражды к среднему происходит постепенно. Населению подбрасываются аргументы со скоростью их усвоения. И через некоторое время слушатели начинают свободно ими оперировать – людям кажется, что это их собственная точка зрения и что они всегда недолюбливали данную этническую группу. Потом «пятиминутки ненависти» начинают удлиняться и их накал возрастает. По телевидению все время показывают женщин и детей. Робкие попытки представить хоть какую-то альтернативную точку зрения на события не допускаются. И следует переход к жесткому «языку войны». Ему всегда соответствует взрыв патриотизма.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

хорошую работу на сайт">

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Подобные документы

Понятие ксенофобии, основные закономерности ее возникновения и развития. Основные причины и виды ксенофобии. Основные пути преодоления ксенофобии. Причины развития национальной или религиозной вражды. Проблема роста современных ксенофобских установок.

реферат , добавлен 24.05.2016


Причины социальной деградации молодежи. Влияние средств массовой информации на развитие массовой агрессии. Факторы трудовой беспомощности молодого поколения. Проблема трудоустройства. Непатриотическое отношение к Родине. Программа по половому воспитанию.

реферат , добавлен 07.05.2016


Средства массовой информации в процессе воспитания в подростковом возрасте как фактор социализации подростка. Воспитание как педагогическое явление. Исследование положительного влияния средств массовой информации на процесс воспитания подростков.

дипломная работа , добавлен 25.10.2010


Средства массовой информации: понятия, виды, структура. Особенности влияния средств массовой информации на социализацию современной молодежи. Анкетирование как метод исследования влияния СМИ на молодежь. Анализ негативных и позитивных сторон СМИ.

курсовая работа , добавлен 28.10.2014


Расизм как грубое нарушение всеобщих и фундаментальных прав человека. Причины возникновения ненависти и вражды к другим этносам. Расизм XIX века и попытки его научного обоснования. Биологические, социальные и психологические причины проявления расизма.

реферат , добавлен 15.04.2011


Определение социального настроения молодежи г. Иваново. Факторы, способствующие воздействию средств массовой информации на сознание и поведение людей. Механизмы и характер манипуляции общественным сознанием через средства массовой информации на сегодня.

курсовая работа , добавлен 30.04.2011


Изучение роли средств массовой информации в современном обществе. Описание механизмов формирования общественного мнения. Исследование возможностей манипулирования общественным мнением СМИ в современном обществе на примере образовательного учреждения.

курсовая работа , добавлен 16.04.2014


Понятие агрессии и агрессивности. Причины агрессии, ее виды и механизмы действия. Понятие о средствах массовой информации и влияние их на психическое состояние подростков. Изучение влияния агрессивного поведения в СМИ на уровень агрессивности подростков.

курсовая работа , добавлен 26.04.2012

«Язык вражды». Что это?

Только ознакомившись с сутью «языка вражды» и его родовыми признаками, можно более или менее уверенно судить о характере ситуации, которая связана с распространением в российских СМИ подхода к описанию межэтнических и межрелигиозных отношений.

Язык вражды - это все формы выражения, которые включают распространение, провоцирование, стимулирование, или оправдание расовой ненависти, ксенофобии, антисемитизма или других видов ненависти на основе нетерпимости, включая нетерпимость в виде агрессивного национализма или этноцентризма, дискриминации или враждебности в отношении меньшинств, мигрантов и лиц с эмигрантскими корнями.

Прежде всего, это явление может выступать как форма проявления: расизма, ксенофобии, вражды и нетерпимости, гомофобии и т. д.

Список видов «языка вражды» включает в себя 16 позиций.

• 1. Призывы к насилию (т. е. с указанием конкретной ситуации и конкретного объекта; провозглашение насилия допустимым средством в документах и своих статьях и т. п.; а так же в виде абстрактных призывов типа "Бей евреев!");
• 2. Призывы к дискриминации, а так же в виде общих лозунгов;
• 3. Скрытые призывы к насилию и дискриминации (пропаганда "позитивных", современных или исторических примеров насилия или дискриминации; выражения типа "хорошо бы сделать с теми то-то и то-то", " нам давно пора" и т. п.);
• 4. Создание отрицательного образа этнической или религиозной группы (чаще всего передано тоном текста);
• 5. Оправдание (поощрение) исторических случаев насилия и дискриминации (выражения типа "турки резали армян в 1915 году в порядке самообороны");
• 6. Высказывания и публикации, которые подвергают сомнению общепризнанные исторические факты насилия и дискриминации (например, масштабы Холокоста или утверждение, что "чеченцев выслали потому, что они перешли на сторону Гитлера");
• 7. Утверждения о неполноценности (недостаток интеллектуальных способностей, культурности, неспособность к созидательному труду) той или иной этнической или религиозной группы (идеи типа "азербайджанцы только на рынке работают", "казахи туповаты");
• 8. Утверждения об исторических преступлениях любой этнической или религиозной группы (типа "мусульмане всегда распространяли свою веру огнем и мечом", "поляки всегда злоумышляли против русских");
• 9. Утверждения о криминальности любой этнической или религиозной группы (например, "цыгане настоящие воры");
• 10. Утверждения о моральных недостатках любой этнической или религиозной группы ("цыгане - обманщики", «евреи корыстолюбивы",- отличать от культурной или интеллектуальной неполноценности);
• 11. Рассуждения о превосходстве одной из этнических или религиозных групп в материальном достатке, представительстве во власти, прессе и т. д.;
• 12. Обвинение в отрицательном влиянии любой этнической или религиозной группы на общество, государство ("инородцы превращают Москву в нерусский город", "мормоны подрывают нашу православную идентичность");
• 13. Упоминание религиозной или этнической группы или ее представителей как таковых в оскорбительном или унизительном контексте (а так же в уголовной хронике, ну и просто при упоминании этнонима);
• 14. Призывы не допустить закрепления в регионе (городе, районе и т. д.) мигрантов, которые принадлежат к любой этнической или религиозной группе (сюда можно отнести протесты против строительства мечети в "православном городе");
• 15. Цитирование ксенофобных высказываний и текстов без комментария, определяющего размежевание между позицией интервьюируемого и позицией журналиста; так же - предоставление места в газете для открытой националистической пропаганды без редакционного комментария или другой полемики;
• 16. Обвинение любой группы в попытках захвата власти или в территориальной экспансии (в буквальном смысле, в отличие от призывов не допустить закрепления в регионе).

Говоря о коммуникативных практиках, по сути дела, мы имеем в виду некоторое речевое взаимодействие двух субъектов. В этом смысле это один из вариантов социального взаимодействия. Если вспомнить теорию Макса Вебера, то социальное взаимодействие - это всегда действия вокруг, рядом, в присутствии другого. Другой - это тот, кто нам неравен, но тот, кого мы считаем способным к действию, чувствованию, проявлению эмоций.

Существуют некоторые идеальные теории (или теории идеального коммуникативного действия), и одна из них принадлежит Юргену Хабермасу. Разбор ее должен осуществляться не только с точки зрения лингвистики, но и с точки зрения политической философии. Хабермас настаивал на том, что коммуникация - публичная она или приватная - всегда должна строиться по принципу диалога. Диалог - это ситуация, в которую вступают два свободных субъекта, признающих друг друга равными. Два агента, которые уверены в том, что они свободно вступают в коммуникацию и что они не будут воздействовать друг на друга силовыми методами или с помощью административного ресурса. Они вступают в коммуникацию, чтобы достичь какой-то цели, а не породить истину в процессе агрессивного спора. Они надеются не на компромисс в чистом виде, но на совместное содействие, сотворчество в производстве каких-то культурных и социальных норм. Хабермас настаивал на том, что такая коммуникация должна быть характерна для любой публичной и общественной деятельности. По сути, любую политику как проявление голосов граждан, как конструирование гражданского свободного общества или сообщества нужно составлять на основании диалога. Это поможет решить проблемы конфликта, противостояния, создаст предпосылки для формирования настоящего сообщества свободных граждан, объединяющихся абсолютно на добровольных основаниях в сообщества, которые взаимодействуют друг с другом по принципам, комфортным для всех участников.

Если бы эта прекрасная идеальная теория работала в действительности, в ней не существовало бы понятия hate speech . Поэтому в целом можно рассматривать подобные теории коммуникации как желание достичь консенсуса, как конструкцию, к которой имеет смысл стремиться. Hate speech - это понятие, которое на русский язык переводится двумя способами: либо «язык вражды», либо «риторика ненависти». Специфика этих переводов в том, что их произвели лингвисты. Например, «риторика вражды» - это термин именно лингвистический по своим основаниям, и лингвисты, занимающиеся этой проблематикой, ищут те риторические фигуры, тропы, элементы художественного языка или языка агрессии, которые превращают любое высказывание в hate speech . Когда мы говорим о переводе «язык вражды», мы вспоминаем о тех комментариях, которые оставляют современные специалисты в области медиакоммуникаций. В российском контексте очень часто звучат слова о том, что «язык вражды» - это те высказывания, которые основаны на религиозной или национальной нетерпимости и провоцируют как минимум неприязнь.

На мой взгляд, все эти определения недостаточны во многом потому, что они не согласуются с международным опытом взаимодействия с hate speech . Международный опыт, разумеется, различен: есть европейский тип реагирования на такое явление, есть американский, но все они основаны на очень важном явлении. Hate speech - это проявление дискриминации на вербальном или дискурсивном уровне, на уровне общения по отношению к какому-то человеку, которого мы считаем принадлежащим к группе, недостойной нашего качественного и равноправного отношения. В этом смысле hate speech - это вариант дискриминации любого миноритария, любой группы, которую мы называем меньшинством, того самого «другого», о котором говорил Вебер.

Проблема заключается в том, что до сих пор не существует ни качественной теории, объясняющей, что такое hate speech , ни легитимных способов регулировать проявления hate speech в реальности. Например, в Европе комитет министров сформировал некоторые предписания, которые предполагаются к использованию на уровне прецедентного права, правовой культуры. Эти предписания выглядят довольно «беззубыми» или слишком гуманными потому, что постоянно дополняются новыми группами «других», по отношению к которым возможно проявление hate speech . Если сначала это были национальные группы, мигранты, религиозные группы, то теперь туда включаются группы, формируемые по гендерному признаку, связанные с разнообразной социальной или даже возрастной принадлежностью. Например, эйджизм становится вполне явным и открытым проявлением hate speech . Получается, что если мы воспользуемся европейским опытом, то будем постоянно включены в круговорот судов и судопроизводств по принципам прецедента, которые никогда не закончатся. Это будет порочный круг.

В американской правовой культуре ситуация обстоит еще сложнее, потому что в Америке существует первая поправка, которая защищает свободу слова. Любые попытки регуляции, особенно жесткой, проявлений hate speech могут вызывать критику со стороны тех, кто защищает первую поправку. Очень часто это в том числе журналисты или любые другие публичные люди, которые в постоянном режиме производят какие-то смыслы, разделяемые другими. Поэтому в Америке преимущественно занимаются не hate speech , а hate crime , то есть преступлениями на почве ненависти. Этим занимается ФБР, где существует специальное подразделение, где активно работают с жертвами, с пострадавшими. В данном случае речь о том, что очень сложно задержать человека, который производит высказывания, основанные на ненависти, имеющей основанием (источником) нетолерантность или нетерпимость. Зато можно преследовать человека, который совершает физическое насилие или реальное преступление, которое основано на той самой ненависти и той самой нетолерантности. Здесь существует серьезное судопроизводство, которое довольно успешно реализуется. Это опыт тоже не очень подходящий для российской системы координат, потому что здесь, во-первых, не настолько сильны голоса тех, кто защищает свободу слова, существует довольно много конфликтов этического свойства (например, в самом пространстве журналистики), а во-вторых, довольно сложно выстроить доказательную базу, которая приведет от идеи преступления к идее того, что оно совершено именно на почве ненависти, имеющей основания нетолерантности.

Во всем мире существует два ключевых подхода к тому, как можно защищать людей от проявления hate speech . Первый подход, минимально работающий и минимально успешный, связан с попытками регулировать общественный порядок, задать такие рамки коммуникации и публичного поведения, которые будут запрещать людям проявлять даже не оскорбительные интенции, а ненависть. Это очень плохо работает, потому что очень сложно доказать, что какое-то конкретное высказывание повлияло на колоссальное количество людей. То есть в данном случае об отдельном высказывании судить сложно, оно не так сильно влияет на публичный, политический характер всего происходящего. С другой стороны, есть попытки регулировать не все публичное пространство, а защищать определенное количество людей через защиту их от оскорблений, различных преступлений, которые унижают их честь и достоинство. Российский опыт согласуется с этой практикой, потому что в правовой культуре России существует запрет на оскорбление и унижение чести и достоинства.

Как мы видим, исследования hate speech ждут своих специалистов. На мой взгляд, это должны быть специалисты двух уровней или двух типов. Первый тип - люди, которые будут создавать архив проявлений hate speech , которые будут их фиксировать и документировать. Второй тип исследователей - те, кто будет создавать пусть, может быть, и упрощенные схемы понимания этого феномена, но тем не менее позволят увидеть, каким образом возникает hate speech , как из конкретных скандалов, агрессий, нарушений приватного пространства другого человека возникает идея нетолерантности, и смогут, в свою очередь, переступить дисциплинарные ограничения, например, лингвистики и конфликтологии, увидеть картинку в целом.

Мой интерес к hate speech родился из социолингвистического проекта, который порядка трех лет назад начал Максим Кронгауз. Наша идея заключалась в том, чтобы собирать большие скандалы, которые происходят в социальных медиа. В первую очередь мы ориентировались, конечно, на русскоязычный Facebook , смотрели, как эти скандалы развиваются, каков их сценарий, кто в них участвует, как в них работают сообщества, какой язык они используют и так далее. Каждый скандал, который я наблюдала (а у меня собран порядочный архив из нескольких десятков подобных конфликтов), так или иначе приводил к ощущению, что там очевидным образом осуществляется риторика hate speech , там происходит оскорбление на почве выделения групп миноритариев, меньшинств «других», которых можно оскорблять, можно бить, можно уничтожать. И все это выходит далеко за пределы привычного, например, троллинга, моббинга или чего-то подобного.

Моя проблематика внутри hate speech , мой подход в этом исследовании базируется на двух основных методологических предпосылках. В первую очередь изучать hate speech можно только с помощью методологии, связанной с media studies, new media studies или digital studies , то есть с исследованием медиа, новых медиа и цифровой среды. Я пытаюсь понять, каким образом коммуникация в Сети, ее типы и особенности влияют на то, как люди коммуницируют в реальных ситуациях, на то, как люди говорят. Есть ли какая-то связь между тем, как люди осознают интернет: как свободное пространство, где допустимо все, или как пространство, которое, наоборот, контролируется кем-то? Есть ли взаимосвязь между тем, как быстро они переходят к hate speech , и этим пониманием интернета?

Здесь, с одной стороны, есть такая уловка: можно воспользоваться существующими теориями и сказать, что на самом деле все это очень легко объяснимо. У прекрасного исследователя медиа Яна ван Дейка есть книга Network Society , где он говорит очень простую вещь: в Сети становится интенсивным все то, что существует офлайн. Соответственно, мы можем сделать вывод, что если российское общество, например, в большой степени агрессивно, или становится агрессивно, или теряет комфорт, оно становится еще более агрессивным, страшным и злобным в Сети. Но это слишком просто. Это слишком простое объяснение, которое можно использовать в качестве популярного высказывания, но оно не подходит для исследователя. Это во-первых. Во-вторых, не очень понятно, как можно сравнивать какое-нибудь бытовое столкновение, бытовую агрессию с тем, что происходит в социальных медиа.

Вторая очень важная предпосылка, которой я руководствуюсь, - это методологии или логики, которые выстраивает политическая философия. За время наблюдения за разными конфликтами я увидела, что в Сети они работают и реализуются по-разному. Есть какие-то конфликты, которые реализуются только в цифровой среде, только внутри социальных медиа. Это конфликты внутри профессиональных сообществ, реализующих свою деятельность онлайн. Есть конфликты, которые начинаются в совершенно другой среде, например в городе, в повседневности, и они активно обсуждаются в Сети. Соответственно, мы видим ситуацию, когда сталкиваются разные представления о публичности и приватности, когда люди транслируют из повседневного опыта офлайн в повседневный опыт онлайн свои идентификационные основания, то, во что они верят, что они представляют. Это очень интересно обсуждать потому, что использование норм и основ политической философии выводит нас на очень важные рассуждения о том, можно ли вообще, изучая hate speech , прийти к каким-то конкретным рекомендациям, которые помогут на практике политикам, юристам, политологам. Дело в том, что любые разговоры о том, что hate speech надо ограничивать или что это явление патологично, его надо запрещать, приводят к такой практике запрета и юридической регуляции, которая инфантилизирует пользователя. Если объяснить людям, что одно можно, а другое нельзя, то они никогда не научатся сами контролировать процесс выбора того, что корректно и некорректно. Фактически это приведет к тому, что у нас будет один большой «господин Знание», который знает, как и что нужно делать, а все остальные будут играть по его правилам. Это не очень согласуется с логикой построения гражданского общества, которое в состоянии само выбирать, во что ему верить, а во что не верить. Второе, что очень важно: любая практика hate speech позволяет людям наращивать потенциал сопротивления оскорблениям и патологическим явлениям, с которыми они встречаются. Если человек не будет знать, как ему защищаться от агрессивной социальной среды, он не сможет быть самостоятелен. Поэтому, обсуждая проблематику hate speech , нужно быть очень аккуратным не только в выборе методологии, но и в формулировании тех рецептов, которые могут быть использованы в реальной повседневной профессионально ориентированной жизни.